Анна Гавальда. Я ее любил. Я его любила
Мудрейший
16 сентября 2012
Весь дом был в курсе, стоило нам только пошевелить рукой или ногой. Помню намёки Кристин за столом, когда мы спустились в первое утро. Никогда не забуду, как мы краснели, не поднимая глаз от своих тарелок и держась за руки под столом.
Мудрейший
16 сентября 2012
Кухня превратилась в судилище, Адриан и его сестра — в обвинителей, а на скамье подсудимых — их отец. Как тяжело всё это было
Нет, бомба так и не взорвалась, язвили в меру — так, воткнули друг в друга пару-тройку отравленных шпилек.
Как всегда.
Как всегда.
Мудрейший
16 сентября 2012
«Все ваши обвинения отскакивают от меня, как мячик от асфальта!» — так он всегда говорил с улыбкой и удалялся.
Мудрейший
16 сентября 2012
Я говорила себе: «Давай, надо выплакаться раз и навсегда. Вылить все слёзы, выжать, как губку, моё большое печальное тело и перевернуть страницу. Думать о другом. Идти вперёд мелкими шажочками и всё начать сначала».
Мудрейший
16 сентября 2012
— Я всё делал неправильно, — добавил он, качая головой, — даже этот несчастный сэндвич — и тот держу неправильно, ведь так?
Мудрейший
16 сентября 2012
Он поднёс стакан к моим губам, и его виски показались мне омерзительным. Я несколько дней ничего не ела и сразу опьянела. Нож скользил по луковой шелухе, затылок отпустило.
Сейчас отрежу себе палец.
Мне было хорошо.
Сейчас отрежу себе палец.
Мне было хорошо.
Мудрейший
16 сентября 2012
Мой свекор старательно резал морковь кружочками. Всегда забавно наблюдать за мужчиной, который впервые в жизни готовит еду. Ох уж эта манера точно следовать рецепту, будто Жинетта Матио — верховная богиня кулинарного искусства!
Мудрейший
16 сентября 2012
Вот я тебе сейчас рассказываю об этом и про себя всякий раз как подумаю, так ужаснусь — сколько же абсурдна наша жизнь. Отличный парень отправляется на войну из-за капризной девицы
Дикость! Такие сюжеты хороши для бульварных романов, для дешёвых мелодрам!
Мудрейший
16 сентября 2012
— Её почти не бывало дома. «Время, отданное приходу», — говорила она возводя глаза к небесам. Она из кожи вон лезла, поносила каких-то придуманных ею благочестивых дур, входя, устало снимала перчатки и бросала их, точно фартук, на консоль в прихожей, вздыхала, вертелась, трещала без умолку, лгала и путалась. Мы ей не мешали. Поль называл её Сарой Бернар, а мой отец, стоило ей выйти из комнаты, возвращался к чтению «Фигаро», не утруждая себя комментариями
Ещё картошки?
